ЛЮК  #3

ДАНЯ Волков

Аня Ландман

KIR

 ДАНЯ

Волков

Дом Н.П.

Оставь надежду всяк в сей дом входящий.

Эхо

*  *  *

Жизнь — поезд

Мечта о лете

*  *  *

*  *  *

*  *  *

*  *  *

*  *  *

Самоубийце М. Цветаевой

*  *  *

*  *  *

*  *  *

*  *  *

Желание

*  *  *

*  *  *

Прекрасная Марина (Лоскуток)

            Марина была красива. Длинные распущенные русые волосы. Милое доброе личико. Чуть курносый носик. Живые любопытные глазки, которые норовят заглянуть тебе в душу. С наивной детской непосредственностью докопаться, что ты за человек, какие у тебя мысли — плохие или хорошие.

            А руки? Будь я художником, я непременно нарисовал бы эти чудесные пальчики. Такие тоненькие и маленькие, что так и хочется взять их в свою ладонь и защитить от всех и вся. Будь моя воля, никого бы к ней не подпускал. Точно страж, ходил бы вокруг шкафа и охранял ее. Надо сказать, что Марина уже несколько дней сидит на шкафу в компании двух зайцев и резинового ежика. А разве это компания для такой красивой куклы!

Веселое (Лоскуток)

            Улыбнитесь, ведь все замечательно. У вас плохое настроение? Ничего, это дело поправимое. Посмотрите по сторонам — сколько всего смешного. Давайте выйдем из дома на улицу, подальше от надоевших стен!

            Вот, уже в подъезде начинаются всякие веселости. Пьяный сосед. У них на заводе, видимо, сегодня получка. Взгляните, как он потешно дрожащей рукой пытается вставить непослушный ключ в замочную скважину. Он громко ругается, по небритым щекам его текут слезы. Банальные пьяные слезы на повседневные неприятности.

            Вдруг с верхних этажей раздался грохот. От неожиданности сосед потерял равновесие и загремел по ступенькам. Как потешно, кубарем, летит вниз его серая туша! Мимо ее, распластанной на лестничной площадке, с диким воем и звоном пробежала рыжая кошка с привязанной к хвосту консервной банкой. Не правда ли, веселая картина?

            Вам не смешно? Странно...

Единственная (Лоскуток)

            Они столкнулись совершенно внезапно. Когда он ее увидел, то понял, что именно ее искал всю предыдущую жизнь. Именно она, а не кто-то другой, снилась ему каждую ночь. За все время, пока он был поглощен ее поисками, он видел много всяких разных, и порой ему казалось, что вот она, единственная... но через некоторое время понимал, что ошибался. И вновь приступал к ее поискам. Бывали черные дни, когда он начинал думать, что ее нет на свете. В такие дни он, словно мертвый, лежал на диване. Рядом стояли пустые бутылки, но и они не снимали хандры. Хандра проходила сама. Утром он просыпался без головной боли и вновь искал. Он бродил по улицам, заглядывал в лица спешащих прохожих, серой тенью сидел на развеселых квартирниках. Но все было безрезультатно. И вот он нашел ее, совершенно неожиданно заглянув в свои бестельно чистые глаза. В них жила она. Гармония, которую он искал по всему белому свету. Светилась в его глазах. Вдруг свет в вагоне метро погас. Погас всего на секунду. Именно так бывает при подъезде к станции. Когда он вновь загорелся, в глазах его отражения гармонии не было. Ничего не было. Лишь бетонные стены тоннеля мелькали за стеклом.

Жизнь и бред Сергея Зажопина

(маленькая повесть)

Рассказ № 1. О любви.

            По улице шла молодая и красивая девушка. На ее груди висела зеленая картонка, на которой было написано желтыми буквами: “Я люблю Христа”. Девушка напевала дурным голосом:

            К ней подошли два молодых человека в одинаковых кожаных куртках, и один из них спросил:

            — Ты действительно любишь Христа?

            — Да, — ответила она.

            — А известно ли тебе, что Христос велел любить всех людей?

            — Да, — согласилась девушка, — я люблю всех людей.

            — Тогда пойдем с нами.

            И они пошли все вместе.

            Так Людмила Дурочкина стала проституткой.

Первый бред Сергея.

            Полное спокойствие. Я — черная дыра. Я безвозвратно поглощаю предметы и мысли. Они тонут во мне, как в великом мировом пространстве.             Передо мной сидит мужчина. Он читает газету “Правда”. В глаза бросается заголовок: “Вырастим дебилов!”

            Вот человек. Он отвечает на все вопросы. Его имя: “Телефон”.

            Красивая девушка продает надежду.

            От роз и гвоздик пахло свежим навозом.

            Я знаю — сегодня День Великой Любви. Девственницы разгуливают в обнимку с древними стариками. Я растворяюсь. К черту эту продажную любовь. Вы возведете дворцы, но ветер превратит их в пыль. Вы построите космический корабль, но он полетит не к звездам, а к телевизору и теплым тапочкам.

Рассказ № 2. Знакомство.

            Сергей Иванович Зажопин был очень неплохим человеком. Да только фамилия ему всегда все портила. И что только Сергей Иванович не делал, куда он только не писал, куда он только не ходил. Бесполезно. Не меняют ему фамилию и все тут. Познакомился как-то он с девушкой, ничего, почти красивой девушкой. Походили они по театрам, по кино. И вот решила она познакомить его со своими родителями. Понравился им Зажопин. Но как узнали, что фамилия его Зажопин, так сразу и прогнали его. “Нечего гражданам с такой фамилией с приличными девушками знакомиться”. Расстроился Зажопин и пошел грустный-грустный домой.

Бред № 2

            Прозрачный пакет лежал на лестнице. Двое влюбленных целовались на подоконнике. Какая-то птичка бродила по крыше. Может, это мой соловей? Нет, это ваш канарей. Маленькая мышка бегала по комнате. Она искала вход в свою нору, но ей попадались только форточки. Красный конь скакал по черному снегу. Конь запряжен в тачанку. На тачанке стоит пулемет. Это будут расстреливать меня. Очередь. Еще очередь! Первая — за водкой, вторая — за колбасой.

            Я сатанею. Я схожу с ума. Я ненавижу всех людей. Я способен на убийство. На убийство себя. Но это все скоро пройдет. И ненависть сменится полным безразличием ко всему. Сейчас мне хорошо. Все я, и только, почему, глаза, руки тянутся. Выход опасен. Но заманчив. Черная ночь. Заткнитесь все. Зеленый бордюр. Я не сохраняю. Спокойствие — это враг души. Бред. Смех. Истерика. Затекла нога. Причмокивания со стороны окна. Топот, истерический смех. Я здесь лишний. Я ухожу. Мне пора.

Рассказ № 3

            Так вот. Идет Зажопин грустный домой. Видит, идет навстречу ему девушка — красивая-красивая, грустная-грустная. Подошел Зажопин к девушке и спросил, что с ней такое случилось. И рассказала ему Людмила Дурочкина свою историю (см. рассказ № 1). Сергей Иванович представился. Улыбнулась девушка, и пошли они в парк. А через месяц у них была свадьба. Правда, долго они спорили, какую фамилию им выбрать. В конце концов взяли они фамилию Ньютон в честь великого физика.

Рассказ № 4. Сосед, который умел летать.

            Максим Алексеевич Иванов жил в доме напротив. И его окна находились в десяти метрах от окон семьи Ньютонов. Как-то раз утром он вышел на балкон и увидел в окне Ньютонов Людмилу. Так она ему понравилась, что выросли у него за спиной крылья любви,  и он полетел. Подлетел к окошку Людмилы. Смотрит она на него и удивляется, но все же окошко открывает. Влетел он к ней в комнату. Ну, и...

            А минут через 15 зашел в комнату Сергей Иванович Ньютон, и полетел Максим Алексеевич обратно из окошка. Долетел он почти до земли. В этот момент выросли у него крылья страха. Он отчаянно замахал ими и, непристойно ругаясь, влетел в свое открытое окно.

Бред № 3. О мышке.

            Истерический смех слепого дурачка. Последний аккорд жизненной галиматьи. Маленькая мышка задыхается в самолете. А у самолета отвалилось крыло, и черные крестики посыпались вниз. Черные крестики падают на землю. Я знаю — это идет снег. Снег падает на мое лицо, и оно растворяется от его кислотных свойств. Где мое лицо? Верните мое лицо. Я не хочу быть безликим. А мышка все умирала. Передо мной проплывают какие-то чужие лица. Это лица старух, они сморщены и безобразны. Из их ушей валит густой черный дым. Нет, это уже не старухи, это огромные паровозы. Они кричат: “Ля-ля, ля-ля, ля”. А мышка билась в предсмертной агонии. Шарик летел, он поднимался в небо, его уносило ветром в далекую и прекрасную страну. Там очень яркие краски и цвета. Там высокие и красивые горы. Их вершины закрыты от нас облаками. Что там, мы никогда не увидим.

Рассказ № 5. О вредной привычке.

            После того, как Сергей взял фамилию Ньютон, характер у него очень испортился. А главное, у него появилась отвратительная привычка.

            Сидят они с Людмилой на кухне, пьют кофе. А Сергей в себя воздуху побольше наберет и плюнет. Хорошо, если на пол, а то и в телевизор, в окно, на холодильник, в кастрюлю. Решила Людмила отучить его от этой вредной привычки. Для этого она поставила рядом со столом эмалированный тазик.

            С тех пор все тихо-мирно. Поплевывает Сергей в тазик. А наплюет полный, раз его ногой — и перевернет.

Рассказ № 6. Попытка мести.

            Через 9 месяцев после того, как у Максима Алексеевича выросли крылья, у Ньютонов родился сын. Вылитый Иванов.

            Обидно стало Сергею Ивановичу. Вышел он на балкон, и увидел в окне напротив Марию Андреевну, жену Максима Алексеевича. Жирную, прыщавую и очень некрасивую. Постоял он на балконе, да и пошел на кухню в тазик плевать. А еще через год у Людмилы родился второй сын, очень похожий на Мартышкина, соседа Ньютонов по лестничной площадке.

Последний бред Сергея

            Стою на крыше. Надо мной звездное небо. Красное звездное небо. Солнышко скалило зубы. Его лучи, точно нити, прошивали мою душу. Разбитое окно дома напротив ласковой улыбкой осколков стекол смотрело на меня.

            Солнечный зайчик прыгал по крыше. Он то прятался за трубами, то грохотал по железным карнизам. Этот грохот разлетается по всему миру. Солнечный зайчик бил в Черный барабан. Барабан Великой радости, Великой печали, Великой скорби, Великой надежды.

            Я подошел к краю крыши и шагнул вниз. Страх за жизнь пронизал все мои клеточки, и из моей души вырвался непроизвольный крик. Я проснулся. За стеной плакал сын крылатого соседа и Людмилы. Мой сын.

Круговорот материи в живой природе

            “Гусеница, имеющая цвет марихуаны, ползла по засохшей ветке березы. Вокруг все зеленое-зеленое. И даже небо казалось зеленым. После ящика пива и не такое бывает.” Так думал Иван-дурак, лежа в стогу душистого сена. Надо сказать, что на дворе была зима, и было ужасно холодно. И поэтому Иван зажег солому. Она загорелась ярким зеленым огоньком, но от этого теплее не стало. Пепел маленькими хлопьями летел вверх. А сам Иван-дурак весь обгорел, съежился и стал похож на гусеницу, что ползла по засохшей ветке березы.

*  *  *

АНЯ

Ландман

Вариации на тему “Поздняя осень”

1

            — Темнота, темнота... Ноябрь. Темные вечера, глухие ночи... Голые ветки деревьев, как когти холодных птиц, терзают стекла. Ночь. Звезды, где, вы, светлые? Где, чистые? Нет. Никого, ничего нет. Тишь, пустота. На душе мертво, пусто, холодно. Тоска. Выть на луну в темную, беззвездную ночь... Тоска, тоска темная, безысходная... Где ты, луна? Нет тебя, загубили тебя тучи черные, аки вороны... Смерть. Умереть бы сейчас на дороге, и никто не услышит, и никто не узнает...

            — Вспомни! Нет, не умирай, ты не можешь сейчас умереть! Не поддайся отравленным мыслям! Встань, опомнись! Не умирай! Вспомни свои первые стихи!

2

3

            — Не та ли это осень?

            — Да, поздняя осень, но не та, не та... Годы изменили меня, и осень стала другой... Все прошло, счастья не вернуть, черные вороны плачут над моей могилой, и только ветер, злой и холодный, яростно рвет с креста единственный и последний венок. Жизнь, веселая, беспечная юная жизнь, прощай...

            — Остановись! Я, Именем Своим Дарующая Счастье,

                 Приказываю тебе: остановись!

                 Смотри туда! Что видишь ты? “О Боже!

                 Котенок! Маленький. Дрожит, бедняга! Что же,

                 Наверно, холодно ему?” “О нет!

                 Не холодно ему — он умирает.”

            — И ты, Дарующая Счастье,

                 Позволишь умереть ему? “Позволю!”

            — Тогда он мой теперь, и ты над ним не властна!

4

            ...Когда-то, год назад — это было так давно — меня оставили все мечты, все надежды — счастье и радость отвернулись от меня. Мои мысли были холодны и мрачны, они опустошали меня.

            Стояла поздняя осень, и мне казалось, что природа испытывает то же, что и я.

            Моя душа была пуста, и некому было наполнить ее. Мое сердце превращалось в холодный камень, и некому было отогреть его. Мрачные мысли все ближе подталкивали меня к смерти...

            И тогда Она, Неизвестная, указала мне его. Он умеет только любить, но любовь его так сильна, что ее хватает на нас двоих. Он восстановил в моем холодном жилище уют, покой и тепло.

            И с этой мыслью

            Я засыпаю, умиротворенная,

            И на коленях у меня мурлычет тот,

            Кто возродил ушедшую любовь,

            И своим маленьким живым сердечком

            Согрел большое каменное сердце.

*  *  *

Осенняя сказка

            Саша вышел из дому пораньше, чтобы пройтись до школы пешком.

            Стояло тихое розовое осеннее утро, воздух был чист, легок и прозрачен, и Саша шел неторопливо и спокойно.

            Недалеко от школы он остановился. Перед ним была Кленовая Аллея.

            Солнечный свет пронизывал негустые разноцветные листья и играл желтыми бликами на расстилавшемся перед Сашей ковре. Отражения школьных стекол и мягкие, теплые солнечные лучи плясали по его лицу, когда он вступил в Аллею.

            Сначала он просто шел, шурша сухими листьями. Постепенно шуршание становилось все громче, и наконец он, не выдержав, швырнул в сторону портфель и стал носиться между деревьями, хватая огромные охапки листьев и бросая их вверх, в самое небо, а потом бросился на землю и катался по ней, как кот, зарываясь лицом в пахучие листья.

            Тут в голову ему пришла другая идея. Он стал собирать листья и складывать их в огромную кучу. Он работал руками и ногами, высунув от усердия язык, и вскоре куча стала достаточно большой. Саша отошел и издалека с одобрением поглядел на нее. И вдруг разбежался и, закрыв глаза, с разбегу бросился в нее.

            Мгновенно разлетелись, шурша, теплые листья, и он погрузился в самую их середину и падал, падал... И, стукнувшись о землю, открыл глаза.

            — Не ушибся? — пропищало что-то над самым ухом.

            Саша огляделся.

            С тихим шелестом с деревьев падали листья, но солнца не было. Единственный свет излучали сами листья. Он взял лист и поднес его к лицу. Лист тихонько горел мягким желтым светом.

            Что-то маленькое и белесое пролетело мимо, на секунду осветившись от листа.

            — Нравится? — услышал Саша.

            — Кто ты?

            — Я — Паутинка. Посмотри, вот я!

            Саша оглянулся и увидел тонкую кружевную паутинку, освещенную красным листом.

            — Красиво, правда? — Паутинка подлетела и уселась на его желтый лист.           — Теперь мы будем здесь жить вместе, — сказала она радостно.

            — Где — здесь?

            — В царстве Осени. Скоро ты ее увидишь. Не бойся, она добрая и даст тебе хорошую роль, — с этими словами Паутинка отлетела влево и уселась в тени, на ствол дерева.

            Саша удивленно и непонимающе огляделся еще раз. Аллея будто стала больше и темнее, конец ее уходил, сворачивая, куда-то вдаль, начало тоже терялось в полутьме.

            Наверху видны были только высокие, слабо освещенные кроны деревьев.         Кругом, шурша, как будто напевая тихую песенку, светясь медленно падали листья.

            Завороженный этим зрелищем, мальчик сидел, забыв обо всем.

            Рядом послышался легкий шелест,и что-то радужное заслонило Саше прекрасную картину.

            — Ну, здравствуй, новый друг! 

            Легкая тонкая рука легла ему на плечо.

            Саша поднял глаза и увидел Осень. Он сразу узнал ее.

            Глаза ее были похожи на два темных пруда, на дне которых лежали, как опавшие мокрые листья, солнечные блики.

            Ласковая задумчивая улыбка освещала ее лицо.

            — Где моя красавица? — голос ее был глубоким и добрым.

            Маленькая паутинка подлетела и опустилась на протянутую ладонь.

            — Вы уже познакомились?

            Паутинка кивнула и, подлетев к самому уху Осени, что-то ей прошептала.

            — Не надо, — усмехнулась Осень, ласково ее отстраняя, — дай я подумаю сама.

            — Ну, вот что, — произнесла она, немного подумав, — хочешь, я познакомлю тебя с девочкой? Вам будет прекрасно здесь.

            И не успел Саша ответить, как она взмахнула тонкими рукавами своего воздушного платья, и все засверкало вокруг, взлетели, кружась, светлячки-листья, и подхватили его, завертели... вбирая в себя всю его сущность... и легко опустили вниз...

            ...Саша открыл глаза. Вокруг него кругом валялись листья из разбитой кучи, а прямо в глаза светило яркое ласковое солнышко.

            — Здравствуй, мальчик, а где тут школа? — над ним наклонилась девочка, светлые белесые волосы ее рассыпались по плечам. — Я в 3”в” класс, новенькая.

            — Ну, тогда нам по пути, — Саша, стараясь казаться взрослым, встал, одернул куртку и подобрал портфель.

            — Пойдем, — он протянул девочке руку. — Как тебя зовут-то?

            — Полина.

            — А меня Саша. Ну, пойдем, а то опоздаем.

            ...А Осень в своей заколдованной аллее стояла и смотрела, как медленно и ласково ведет маленькую прозрачную паутинку красивый оранжевый каштановый лист, источая мягкий ласковый свет.

            И тихо улыбалась.

  KIR 

Мещерский

континент

От автора

            Хочу предупредить сразу, что нижеследующая повесть написана на основе фактов, которые имели место быть в действительности. В самом деле, в августе 1996 г. некая веселая компания отправилась в Рязанскую область. Цель этого путешествия до сих пор представляется весьма расплывчатой, и результатом явились лишь осенние воспоминания. Сия повесть — это некий синтез событий, происшедших на самом деле, и бурной фантазии автора. Однако, основные действующие лица существуют и до сих пор находятся в добром здравии (тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить). Но если вдруг вы случайно узнали в ком-то из героев самого себя, то не волнуйтесь — это не вы, а кто-то другой, хотя вероятность такого события весьма мала, так как даже я сам себя узнать не смог. Замечу также, что эта повесть была написана для моего собственного удовольствия и для печати не предназначалась, а посему приношу свои извинения за непрофессиональные язык и стилистику. В завершение довожу до вашего сведения, что существует второй вариант изложения нижеследующих событий, автором которого является Death,  где в более документальной форме описаны все приключения веселой компании в Рязанской области.

Кир

            Все начиналось весьма буднично (а может, и не очень), но точно помню — было холодно, до того холодно, что больше, чем по одной бутылке пива выпить они не смогли, а так как не пить вообще было скучно и совсем холодно, то они решили сесть в электричку и куда-нибудь ехать. Это вечное стремление прорвалось наружу сквозь ледяную корку замерзшего серого вещества и зафонтанировало горячим гейзером, а так как в вечернем вагоне оттаяла, очевидно, та часть мозга, которая заведует воображением, то сразу явилась ИДЕЯ. Она вспыхнула яркой звездой, как земля на горизонте после долгих дней плавания по северным морям, как... Ну, в общем, словами этого не выразить, пером не описать, а уж шариковой ручкой — тем более. Можно сказать только, что эта звезда вела их по жизни всю оставшуюся зиму, весну, а также и часть лета. И когда надоело ей светить и звать за собой всех этих раздолбаев, она спустилась чуть пониже и заорала свысока (ведь звездам низко висеть не положено): “Эй, там, внизу! Долго я тут, вашу мать, висеть буду?! Вы едете куда-нибудь или нет?!” Раздолбаи, оторвавшись от мыслей о вечном, удивленно подняли головы и дружно сказали: “Едем!!!”

Глава 1

            Сборы начались примерно за неделю до отъезда, и тут оказалось, что еще никто не знает, куда ехать.

            “В Рязань, ясное дело”, — сказал кто-то, не сведущий ни хрена в процессах поездок.

            “Рязань большая”, — сказал некто сведущий в процессах поездок, так как имел некоторое отношение к учебному учреждению Х, скрывать название коего нет смысла, а потому назовем его условно “Московский Институт Картографии И Других Всяких Наук” (МИКИДВН). Тот же некто (а его мы будем в дальнейшем называть кодовым названием “Кир”), решив применить на практике свои скудные познания в картографии, схватил измеритель и начал тыкать им в карту Рязанской области. Смысл этого процесса не понял никто, но через час, однако, Кир, наделав своим измерителем пару тысяч дырок в несчастной карте, явил чудо, и, ткнув сим тонким прибором в карту, сказал странное слово — “Кельтские”. В карте тут же образовалась дыра, так как измеритель прошел насквозь, и потому никто так и не понял, куда ехать. Однако стали собираться.

            К тому времени была уже разгромлена тусовка конкурентов, имевшая также хитрый план поехать на реку N, более напоминавшую извилистую деревенскую улицу в период осенних дождей, с тем лишь отличием, что в N водились мальки и лягушки, объединенные, однако, гордым названием “рыба” (конец цитаты). В тех же местах предполагались заросли черники, ежевики, брусники, а также некий населенный пункт, замечательный тем, что в нем сохранились полусгнившие бревна от дома какого-то великого литературного деятеля, покойного, само собой — на них конкуренты предполагали немного помедитировать, в том, естественно, случае, что они до них дойдут, что представлялось весьма сомнительным. Итак, вспыхнуло и догорело великое сражение за ценные кадры, конкуренты были разгромлены, и речка N, и без того сильно обмелевшая, сохранила свою относительную девственность. В том же сражении было отбито несметное количество снаряжения, которое незамедлительно перешло во владение раздолбайской тусовки. Однако, отбитые с таким трудом ценные кадры впоследствии остались дома, в славном городе Малаховка, так что раздолбаям осталась только снаряга и моральное удовлетворение от сделанной на скорую руку гадости.

            Решив некоторым образом финансовые проблемы, начали закупать продукты, спиртное, табак, спички, ложки, открывалки и другие предметы первой необходимости. Итак, список первоначального состава:

            1) Студент 2-го 1-го курса знаменитого и наикрутейшего института им. ноги Баумана (там обычно студенты проводят все свое и чужое время) — все поняли, о чем идет речь, — специалист в области моторокерских технологий, лауреат премии Ньютона-Лейбница “Самый такой в машинном масле” и т.д. и т.п., первый изрекший глубочайшую по смыслу и поэтике фразу “В Рязань!” и последний понявший ее истинный смысл, великий и неповторимый Пашич!!! (бурные аплодисменты)

            2) Страшный и ужасный, гроза ночных снов и улиц, магистр Рыжей Магии, крупнейший в мире специалист по части ужасных криков и дикого грохота с применением кухонной посуды, ужас, летящий на крыльях ночи, жвачка, прилипшая к ... (но это уже было). Ну, в общем, ЧП (Чрезвычайное Происшествие). Это о нем сказал поэт:

Это он, неутомимый искатель истины, которого не смущают поражения,— он, скрепя сердце, плюет на очередной промах, и, лишь немного осерчав, со звоном разбивает ее (истины) предполагаемые вместилища о придорожные столбы (естественно, опорожнив их перед этим, ведь иначе нельзя сделать никакого конкретного вывода). Это он, устрашающий и леденящий душу, словно сама смерть, как мы и будем его, собственно, в дальнейшем называть.

Лирическое отступление 1

(вырезано цензурой)

Но стоит, очевидно, называть великого и ужасного не Смерть, а Death в надежде, что никто не осудит нас за столь мрачное сравнение. А чтобы уж наверняка, напишем по-русски — просто и непонятно (кому не надо) — Дэфик.

            3) Вышеупомянутый Кир, по прозвищу Кот, студент вышеупомянутого учебного учреждения МИКИДВН, пушистый, лохматый, черный, но с белыми лапами. Участвовал, но не привлекался, в порочащих связях замечен, но выкрутился. Владеет клавишно-струнными музыкальными инструментами,  гад, нахал и сволочь (последние утверждения не соответствуют действительности и являются предметом характерной самокритики).

            И, наконец, 4). Шурик. Известен своим наглым и беспринципным вписыванием на концерты “Алисы” на халяву, а также личным знакомством с К.Кинчевым и методичными приставаниями к его несчастному администратору. Рок-мэтр и прекрасный исполнитель собственных произведений. Участвовал, имел, привлекался, замечен. Вообще распространяться дальше о сей замечательной личности нет смысла, так как все будет понятно из дальнейшего повествования.

Глава 2

Как Кир и Дэфик ездили за продуктами

            Куда ехать за продуктами? Вопрос риторический. Конечно, на оптовый рынок! Другой вопрос — как туда добраться. Об этом пришлось спросить у конкурентов. “Элементарно”, — сказали конкуренты и принялись объяснять: “Значит, так. Идете сначала прямо, потом налево, затем прямо, потом увидите электричку. На нее вы сядете. Затем выйдете. Потом идете прямо, затем направо, еще раз направо, потом налево и увидите автобус. То ли 999, то ли 899, то ли 200, ну, в общем, такой, у которого сумма корней каждой цифры не равна факториалу произведения разности последних двух цифр. Затем доезжаете до совершенно секретной остановки, такой секретной, что ее не видно, и автобус там не останавливается — выпрыгивать нужно на ходу, и, если можете еще ходить, то идете направо, налево, через дорогу, прямо, наискосок, вверх, вниз, а там и увидите”.

            — Что увидим? — спросили Кир и Дэфик, которые уже забыли, о чем речь.       — Палатку с пивом!

            — А как же продукты, рынок?

            — А-а, так как раз там недалеко, — сказали конкуренты и отказались что-либо объяснять.

            Так как остальные участники либо уже закупились продуктами, либо, сев на шею родителям, ограбили домашние подвалы, Кир и Дэфик поехали одни.

            “Никому ничего не нужно?”, — спросил неудачно Кир. И тут же был нагружен различными пожеланиями и напутствиями, которые нет смысла и времени приводить.

            Итак, они отправились, захватив с собой рюкзак и местные денежные знаки. Чтобы сократить путь, они решили все время идти наискосок и полагаться больше на свой язык, который, как и алкоголь, обычно ни до чего хорошего не доводит, чем на советы конкурентов. И оказались правы. Вместо одной палатки с пивом они увидели много пива, море пива! Его продавали с машин, с рук, в палатках, из-под полы и т.д. и т.д., и всего этого было очень, очень много! И над всем этим висела, как нимб, вывеска: “Мелкооптовый рынок”. Не говоря ни слова, Кир и Дэфик ринулись в это море с четким намерением потратить все деньги без сдачи на пиво, пиво и только пиво!

            И тут мудрый Господь Бог послал им объяву: “Вы что, охренели???” и заставил их трезво смотреть на вещи и продукты питания в том числе.

            — Во! Макароны! — обрадовался Кир, — Обожаю макароны!

            — Да погоди ты с макаронами, — сказал Дэф, — мне тушенка нужна. И спиртное.

            Тут с неба пришел новый факс, и ринувшиеся было к спиртному Кир и Дэф снова вернулись к делам.

            — Во! Супчик гороховый. Дешевый! Давай возьмем пакетов двадцать. — Это Кир начал обзор ассортимента.

            — Ха-ха! — сказал Дэф. — Ха-ха! Ха-ха-ха-ха! — Он заржал так, что содрогнулось Подмосковье.

            “Поручик чертов”, — подумал Кир и, обежав пару рядов, решил взять много и разных.

            Вернувшись, он застал Дэфа, медитирующего на бутылку “Слънчева бряга”, выставленную в одной из палаток. “Буддизм до добра не доводит”, — думал он, волоча за собой упиравшегося напарника.

            На протяжении следующего часа Кир выбирал макароны. Дэф запарился и ругал Кира нехорошими словами. Сначала сквозь зубы, потом громче.

*  *  *

            На протяжении второго часа Кир все еще продолжал искать макароны, но зато попутно была куплена тушенка. Рынок оказался большим, и за каждым поворотом открывались все новые и новые просторы для Кирова воображения. Дэф начал распускать руки.

*  *  *

            По истечении третьего часа Кир получил по шее и вынужден был купить себе макарон. Дэфа сразу же как ветром сдуло — он уже стоял у давно выбранной палатки, заполненной спиртным. Пришлось купить несколько бутылок.

            — Это на дорогу, — сказал Кир.

            — Само собой, — ответил Дэф и, взяв в руки бутылку аперитива, нежно поцеловал ее. Затем еще раз, и еще, и еще. Затем он начал грызть горлышко и отгрыз бы, если бы Кир не отнял у него снаряд и не пообещал ему купить пива, прекратив таким образом это извращение.

            Купив пива, они покинули осточертевший уже рынок. Кир открыл блок сигарет, только что купленный, и решил продегустировать.

            “А-а-а-а!!! Мать вашу! <отмечено цензурой>!!!”

            Одинокая старушка в подземном переходе с перепугу вошла в стену и, прокопав нору в бетоне и асфальте, попала под машину.

            “Сволочь! Убью! Гнида!”

            “Это он про продавщицу”, — понял Дэф и поднял отлетевший к стенке блок сигарет. “Китайский Винстон. King Size”, — гласила этикетка.

Глава 3

            За день до отъезда вся вышеупомянутая тусовка собралась перед домом вышеупомянутого Пашича. Планировалось на халяву набрать прошлогодней картошки, но время шло своим путем, а ход мыслей тусовки шел путем совершенно иным, а именно, уже на протяжении полутора часов травились анекдоты.

            — Купил мужик попугая. И вот...

            — Ха-ха-ха! — тусовка внимала нескончаемой реке, изливаемой неким Чесноковым Д.

            — Идет грузин по улице...

            — Ха-ха-ха! — наслаждалась близлежащая пятиэтажка. Все, кому не в лом (да и те, кому в лом — ничего другого ведь не остается) повысовывались из окон.

            — А я им и говорю: “Упали — отжались!”

            — Ха-ха-ха! — Мужик в драной майке и трехнедельной щетине чуть не вывалился из окна третьего этажа. — Ну, даете, мужики! Давай еще чего-нибудь расскажи!

            Чесноков Д. вдруг вспомнил об истинной цели своего прихода.

            — Да, народ! Может, мы за картошкой все-таки пойдем?

            — Ха-ха-ха-ха! — Мужик в майке и щетине страшно расхохотался и вывалился все же из своего окна. Отряхивая грязь с головы и домашних тапочек — благо внизу была мягкая клумба с двумя мягкими кирпичами — он все еще продолжал ржать. — Ой, уморил!!! Ой, сказал так сказал! Ой, ну ты даешь! — Он стряхнул с головы осколки кирпича. — Давай еще чего-нибудь! Я на вас из окна посмотрю. — И он побрел к двери подъезда, выковыривая из ушей землю.

            От греха подальше тусовка удалилась за забор, за пределы видимости многочисленной публики. Кто-то попытался рассказать еще один анекдот — его воткнули головой в грядку и так и оставили.

            — Ну, так как насчет картошки?

            Раздался отдаленный хохот, затем звон разбитого стекла и глухой удар о землю — это мужик пытался подглядывать с крыши. Видимо, пять этажей ему даром не прошли, так как смех сменила постепенно удаляющаяся истерическая икота.

            — Где картошка? — спросил громким шепотом нетерпеливый Дэфик.

            — В подвале! — тем же    громким шепотом ответил Пашич.

            Вдали показалась мигалка машины с красными плюсиками на кузове.

            В подвале было холодно и сыро. В углу в разбитых ящиках лежала картошка с плакатом в руках: “Помогите жертве экологической катастрофы — отправьте ее, ради Бога, на помойку!” На ее сморщенной от прожитых лет поверхности было написано такое отчаяние, что трехлитровая банка соленых огурцов треснула от жалости. Пришлось сделать вид, что никакой банки здесь вообще не было.

            Состраданию к несчастным овощам не было предела, и потому, кроме картошки и вдруг исчезнувшей банки с огурцами тусовка прихватила с собой морковь и яблоки — благо хозяин на минуту отлучился — и погрузила все это барахло в рюкзаки.

            — Мужики! Нам этого не хватит! Вы что, охренели? — Пашич был страшно обеспокоен наличием запаса картошки всего лишь килограмм в 25, но выносить остальную гниль из подвала никто не захотел, и потому, покинув сырое и холодное подземелье, народ отправился по домам собирать вещи.

            А когда Дэфик шел по направлению к родному подъезду, навстречу ему попался странный мужик, весь в бинтах и щетине, который удирал от людей в белых халатах и со шприцами в руках и нервно хихикал.

Глава 4

            И вот долгожданный день наступил. Даже путеводная звезда раздолбайской тусовки, находившаяся по случаю светлого времени суток в отпуске где-то на Канарах, спешно прибыла посмотреть на знаменательное событие. И, прибыв на место встречи, была сильно удивлена — в назначенное время (двадцать минут шестого утра) на месте встречи, платформе пригородной станции славного поселка Малаховка, не было никого! Через пять минут появились двое — самые аккуратные и дисциплинированные — Дэф и Шурик.

            — Мужики! — Звезда спустилась пониже. — Где остальные?

            — А хрен их знает, — ответили Дэф и Шурик.

            Прошло двадцать минут. Никто не появился.

            А в это время дома у Пашича происходило трогательное прощание.

            — Вы письма пишите! Обязательно! — Родители Пашича заливались горючими слезами. — И телеграммы шлите.

            — Ага! Из лесу, ну-ну! — пробурчал невыспавшийся Вовка.

            — Обязательно! По два раза в день, — ответил жизнерадостный Кир, который как раз появился из-за калитки с рюкзаком и сигаретой марки “Китайский Винстон” в зубах. Довольный, что снова отправляется в путешествие, он хотел уже пообещать слать посылки с грибами и ягодами, но вовремя заткнулся, получив от Пашича своевременный пинок.

            Родители доброжелательно посмотрели на Кира и вновь возрыдали. Собака Пашича, белый добродушный пес Тимка, взвыл и схватил Пашича за джинсы, мол, не пущу, мол, стой, мол, я тебе свою миску подарю и воблу воровать перестану из гаража, только не уезжай!

            Пашич начал всхлипывать. Даже брат его расчувствовался и заговорщически шепнул Вовке на ухо: “Ну, че, может, пивка?”

            Вовка и Кир, музыкальный слух которого никогда не изменял ему, решили уже остаться, но, видя такой оборот, здраво и пока трезво мыслящий Пашич схватил их за шкирки и сказал родителям роковые слова: “Ну, до свидания!”

            Немного побрыкавшись, Кир, Вовка и еще некто Димыч (он же Швеллер, он же Такинашвили, но об этом позже) тоже сказали “Ну, до свидания” и, взвалив рюкзаки на плечи, скрылись за горизонтом.

            На станции время текло своим чередом, то есть довольно быстро, и полчаса ожидания начали уже неблагоприятно действовать на нервную систему Дэфа и Шурика. И электричка была уже не за горами. Но вот, наконец, на исходе тридцать пятой минуте из-за угла показалась веселая компания, оглашая утреннюю улицу смехом, шутками и оставляя после себя клубы табачного дыма. В эту минуту Дэф восхищался своей предусмотрительностью. Ведь это он уговорил всех встречаться за сорок минут до прихода электрички.

            — Иначе мы уехали бы только завтра утром, не иначе, — сказал он Шурику.

            — Они всегда опаздывают, — ответил тот.

Лирическое отступление 2

            Несколько слов о классификации опозданий.

            Опоздания подразделяются на три основные группы: симфонические, хронические и джентльменские 15 минут.

            Симфонические опоздания — опоздания, обусловленные гармоническим набором чувственно-материальных причин, влекущих за собой прибытие в условленную точку пространства со смещением во времени дельта тэ относительно заданного тэ нулевого. Приведем несколько примеров:

1.   Опоздание девушки на свидание (дельта тэ — от 20 мин. до 40 мин.).

2.   Опоздание молодого человека на свидание (дельта тэ — от 5 мин. до 2,5 ч., причем дельта тэ от 20 мин. до 2,5 ч. — при полном отсутствии желания видеть своего оппонента).

3.   Опоздания на различные культурно-массовые мероприятия, как-то: учебные занятия (впоследствии принимают хронический характер), сборы, собрания, пьянки и т.д. (дельта тэ — от 2 мин. до 20 мин., при дельта тэ более 20-25 мин. опоздание именуется пролетом).

            Хронические опоздания — опоздания, повторяющиеся с некоторым периодом во времени. Здесь дельта тэ может принимать значение от 1 мин. до 1,5 ч. в зависимости от характера запланированного мероприятия.

            И, наконец, джентльменские 15 минут — вежливые опоздания на, в основном, официальные мероприятия, как-то: дни рождения, свадьбы, другие праздники. Такое опоздание можно трактовать как дань вежливости хозяевам торжества, дабы им была предоставлена возможность последний раз лизнуть крем на тортах, плюнуть в каждый бокал и постучать по дереву, дабы гости не сломали и не сперли последнее имущество.

            Однако, продолжим наше повествование. Здесь, очевидно, следует привести окончательный и бесповоротный список участников сего стремного предприятия, дабы читатель в дальнейшем не удивлялся незнакомым именам, если, конечно, у вас еще не пропала способность удивляться.

            Итак, о Дэфике, Пашиче, Кире и Шурике вы уже слышали. Остальные члены экипажа:

            Такинашвили Дмитрий, известен также под партийной кличкой Швеллер. Опасен для слабой половины человечества во всех ее проявлениях. Притом самый образованный в музыкальном плане по сравнению с другими участниками. Был зачислен в экипаж как бортовой юрист.

            Вовка М. Сия замечательная личность, как и Чесноков Д., будет охарактеризована в процессе дальнейшего повествования, так как информации о них крайне мало, особенно о Чеснокове Д., который вообще непонятно откуда взялся. О нем известно только то, что он очень умный (он сам сказал), а также мастер травить байки и мучать детей. По сведениям желтой прессы, партийная кличка — “Упали — Отжались”.

            Итак, по причине отсутствия информации о них на данный момент, не будем строить догадок. Все, вероятно, будет ясно из дальнейшего рассказа.

            Кассирша была сильно удивлена, когда с промежутком в минуту к кассе подходили лохматые и не очень люди в банданах и повязках и просили билет до Рязани. Ее любопытство было так сильно, что она не поленилась просунуть голову в маленькое окошечко кассы, дабы взглянуть на эту загадочную компанию. И первое, что она увидела, был Чесноков Д. Держа в руках развязанный рюкзак, из которого свисали носки, штаны и другие предметы одежды, он со всех ног несся по платформе в сторону кассы. В зубах он держал спиннинг, а вслед за ним, подскакивая и гремя, волочился привязанный за веревку большой закопченный походный котел. Чесноков Д., на бегу запихивая в рюкзак вываливающиеся шмотки, подлетел к кассе. Кассирша перепугалась и хотела захлопнуть окошечко, но голова ее прочно застряла в узком отверстии и никак не хотела пролазить обратно. Вдали уже показалась электричка.

            Чесноков Д. круто затормозил у кассы, прокопав кроссовками фирмы “Адидас” две колеи в асфальтовом покрытии платформы. Котел, который несся вслед за Чесноковым Д., не носил кроссовки фирмы “Адидас” и потому не смог так резко затормозить — он подскочил и по инерции врезался в застрявшую в окошечке голову кассирши, забив ее обратно внутрь.

            — Помогите!!! — завопила тетка.

            — Билет до Рязани!!! — завопил Чесноков Д.

            — Милиция!!! — вопила тетка.

            Чесноков Д. взглянул на подходящую к платформе электричку, молниеносно оценил ситуацию и, набрав в легкие побольше воздуха, гаркнул тетке в ухо: “Упала — отжалась, мать твою!”

            Тетка вывалилась из кресла и начала делать отжимания, а Чесноков Д., ударив по клавишам кассового аппарата, выбил из тупого прибора билет и техничным прыжком вскочил в тамбур электрички. Последним в закрывающиеся двери влетел закопченный котел на веревочке.

            — Проспал я, проспал! — объяснял Чесноков Д., раскладывая и расправляя на скамейке смятые вещи. — Проснулся, понимаете, двадцать минут назад.

            Тем временем электричка отошла от платформы. Вдруг раздался звон стекла, и в окно влетела пара кирзовых сапог. Чесноков Д. поднял один сапог, засунул руку внутрь и вытащил бумажку. На ней карандашом было написано: “Ты забыл сапоги. Папа.”

            А тем временем электричка, набирая ход, все дальше и дальше отходила от берегов родного поселка, унося веселую тусовку навстречу неведомым приключениям.

Продолжение следует...